Решил на охоту поехать юнец, Каниец, весь крепкий, Собою храбрец, Попался ему на охоте самец. Самец был кабан, огромный кабан, Но был он к тому очень стар, Бегал он медленно, Еле ступая по лесу большому. Издалека его закидав, Юнец запрягался скорей Под куст черничный, Но быстрей оказался кабан. Он сшиб его с ног, Побежав со всех ног На молодого канийца, Издали лук завидав. — Да что же ты сделал?
Статьи и гайды
Попав на Джигран, Повидали мы много: Сам город большой, Большую дорогу, Что ведет меж площадей, Красивейшую бричку, В которой вовсе лошадей Никогда не было. Там извозчик с ней стоит, Иногда, бывает спит, Но он же призрак! Ему ведь можно, о друзья! Ему покой нужен навеки, Но он трудиться ради нас, Подвозя нас до Слободки Иль к дворцу подбросив нас! Но ценит ль кто труд его? Навряд ли… Все
Солнце только что встало из-за горизонта, как сразу же засветило своими яркими лучами в окна казармы орков. Крыша заблестела. Все бы ничего, но это был единственный выходной орков, в который они надеялись хоть немного поспать. Дубину-то и разбудили эти самые первые лучи. — Черт возьми! Ясная погода! Да лучше бы дождь шел… — с этими словами и нехотя выбрался из под теплого одеяла и направился к окну, чтобы
Кадаган — вот место технологий, Вот место тех явлений и тех изобретений, Которыми владеют зэм… Которые известны всем… Да, да, народы Зэм, Те, что все изобрели: И молнию, мираж, и планер. И это все они.. Они! Ну как же тут не похлопать им, За их старанья чудные, За их года преклонные, Хоть и не настоящие! Но им ведь позволяют удивлять Их долгие года их яркой жизни, Но и без этого они смогли бы
На острове Феррис, где лед и снег, Тишина и покой, словно древний брег. Лунный свет на ковре белоснежном, Здесь мечты ветров, простор безмятежный. Сквозь метель и пургу, как в волшебном сне, Снежинки танцуют в небесной вышине. Ледяные скалы — веков стражи, Тайны хранят, как древние маги. Природа молчит, но сердце поет, Каждый миг на Феррисе — волшебный восход. Снежные просторы, хрусталь
В открытом море, где волны шепчут тихо, Гибберлинги резвились, как в танце стихий. Их тела, как тени, скользили игриво, Ввысь взмывая, как будто в мечту. Солнечные брызги искрились, как звёзды, Взмахи крыльев — как праздник морской. Смех их, как звонкие флейты, был лёгок, Словно эхо на глади морской. Среди рыбьих стай, как созвездья в тумане, Гибберлинги пели, в мечтах улетая. Волны пели, ветер
В знойном воздухе Согота, где тень — это дом, Вереница демонов кружит кругом. Шёпот из ночи, как древний обряд, Мрак, как игла, пронзает сердце, как яд. Сквозь древние руины, сквозь старины лет, Краски света тают, как сон на рассвете. Следы демонов здесь, точно в сказке забытой, Где мир не тревожит, где суета не открыта. Луна, как обломок забытой мечты, Сквозь облака сияет, как призрак любви. Зов
Корабль рассекал просторы астрала, в то время как наши герои еще были у себя в каютах и не могли полностью насладиться той красотой, что давал им астральный простор. Корабль был невелик и в то же время стар. Его корпус все время скрипел, издавая такой звук, что все находящиеся на борту начинали паниковать, думая, что с кораблем что-то случилось. Драйз сидел в небольшой каюте, расположившись в кресле. Он читал
Зимний курорт — вот это веселье, На улице снег, на улице солнце, Все скорее хотят погулять в воскресенье! И яркое солнце посетит каждое оконце. Все есть на катке: И пройдены, и гибберлинги, эльфы. Их радость, смех, веселье будут полны вновь, Что были прежде в недостатке. Вот, справа кофе раздают, Кидаются снежками, А кто-то, катясь с горки, Проминает снег санями. На восхождение идут И сильные и
Лучи яркого утреннего солнца пронзили тонкие занавески трактира. Свет упал на кровать, где еще спал Драйз. Он медленно встал, изредка подтягиваясь и зевая, и пошел к окну. — Господин, уже утро. Нам пора выдвигаться… — произнес он спокойно. Ворон его не слышал и еще спал. Многократные попытки разбудить его оставались для Драйза неудачей. Не предприняв ничего лучше, он начал тормошить Ворона в надежде на то,
В гостях у зловещего приятеля И, находясь у него в объятиях, Продлившихся отнюдь недолго, Сидел в гостях у некроманта Бледный лучник. Молодой! Но к тому ж он был седой! Некромант тому дивился, Сразу начал говорить: «Как такое может быть?» Ведь тебе идет не Третий, даже не четверый, А всего-то лишь второй десяток, Друг ты мой! Откуда седина взялась, На волосах твоих кудрявых, Русых космах
Дверь с грохотом распахнулась. Внутрь зашел человек, одетый в поношенную кожаную куртку, которой шел уже не первый десяток, мятые штаны и полусапожки, которые скрипели каждый раз, когда он шел. Сам он был весьма неприятной наружности. На лице его были морщины, сложившиеся далеко не от смеха, а от вечно нахмуренного лица, которое, как кажется, было неотъемлемой его частью. — Почему дверь незаперта? — сказал