Дайновский разрушенный пейзаж
Тучи свинцовые, тучи тяжёлые
Над Дайном уныло плывут,
Дожди тут последние дни постоянные, но скромные,
Поливают растительность всю вокруг.
Орлы здесь летают над горами так низко,
Что разглядеть можно их близко-близко.
А в центре хмурой зелени город большой,
Железногорск, тихий, заброшенный наполовину, пустой…
Там дома пустые, окна закрыты,
Ветер шепчет о смерти, словно всё тут убито,
Мертво, а улицы пусты, словно вечная ночь,
Город безжизненный и холодный, ему никто не сможет помочь.
Пусть сердце города все еще бьется,
Прошлая жизнь к нему всё равно никогда не вернëтся.
В его узких улочках тайны хранятся,
Но о них узнавать даже местные жители боятся.
Неизвестностей здесь сторонятся,
На тëмные переулки и незнакомцев подозрительно косятся.
Бывшие местные иногда вспоминают о том,
Как жили здесь раньше, до архитекторов, захвативших их родной дом.
А иногда из домов заброшенных доносится шорох,
Это архитекторов исследует район целый ворох.
Они ищут источники питания для других архитекторов и себя,
Сил и времени на это ни капли не щадя.
А вместе с ними призраки прошлого тихонько шагают по полу.
Наполняя хоть какими-то звуками этот тишины омут.
Смотрят задумчиво на остатки строений,
Подбитых, травмированных, а вместе с тем время
Неумолимо, и движется оно только вперед,
Не задавая вопросов, не имея необходимости заполнять отчёт
О том, что было, что есть и что будет.
И всё же есть в Желеногорске обычные люди.
Для них в сизых зданиях хранится их детство,
Друзья, семейные встречи, ярмарки не по средствам.
В этом городе у каждого есть своя
Жизни удивительно насыщенная история.
Но тот былой город остался лишь воспоминаниями в сердцах,
Сейчас эти пустые улицы вселяют лишь тихий ужас и страх.
А тучи свинцовые, тучи тяжелые…
Тучи над Дайном плывут,
В Желеногорске поселились хозяева новые,
Архитекторы, и теперь одни тут живут.
Живут они странно, не зная традиций,
Механизмами заполнив пространство всё,
Что раньше было наполнено улыбающимися лицами.
Я и сам иногда в Желеногорск прихожу,
На отделение почты, на крохотный сквер погляжу,
И всколыхнëтся, затрепещет что-то в душе у меня,
Будто пламя загорится голубого огня.
И захочется вдруг к Панфилову в услужение вступить,
Чтобы архитекторов заставить за всё заплатить
Или хотя бы просто из этих земель уйти,
Ведь сарнаутцам с ними просто и банально не по пути!
А недалеко от города пустынного разлеглось озерцо,
Спокойное, как сам Нихаз.
В нём темно и холодно, как в настоящей зимней проруби,
Что для местных амфибий пугающих подходит как раз.
Говорят, кто ныряет, тот назад не приходит.
Говорят, пропадает, словно уходит под лëд.
Говорят, много разной твари в этом озере обитает.
Говорят, она сарнаутцев ест живьём и неплохо поёт.
Сам я лично не знаю, как-то быть не пришлось.
Рисковать не хотел своей шкурой.
Раз было в воду с причала упал — да всё обошлось:
Спас товарищ меня от Смерти, косой и угрюмой.
Впечатление от воды у меня непонятное,
Но скорее настороженно-тревожное, а не приятное.
Есть в ней какая-то жуткая особенность,
Которая вселяет в любого сарнаутца необъяснимую скованность.
Много разного есть на Дайне,
Многое, возможно, и стоит вам повидать,
Но помните, странники, самое главное —
Головой своей приключений ради не рисковать.