Философия земель Сиверии

Два гибберлинга сидели у костра, совсем недалеко от деревушки Гравстейн, в Сиверии. Одного из них звали Леший, а второго — Шмель. Вместе эти имена производили довольно забавное впечатление точно так же, как и сами гибберлинги. Как же выглядели два друга?

Шмель был среднего роста, очень пухлый, с большими щеками, за которыми, казалось, он прятал по горсти грецких орехов. У него были густые брови и короткая, но довольно густая, рваная борода. Большие и серьёзные тёмно-карие глаза находились далековато друг от друга, из-за чего морда гибберлинга очень напоминала игрушечную, с пришитыми бусинами глаз. И ещё одной удивительной особенностью Шмеля был чистый белый цвет. Он был настолько чистым, что напоминал солнечные блики на кристаллах соли.

Леший же был, напротив, рыжий настолько, что обзавидовалась бы любая светолесская белка или ал-риатская лисица. Ростом он был повыше Шмеля, но буквально на гибберлинье ушко, однако намного худее. Можно даже сказать, что он был худощав — слово, которое крайне сложно в принципе связать с гибберлингами. У Лешего были глаза непривычно мутного для расы болотисто-зелëного цвета. Среди его собратьев достаточно часто встречались особи с изумрудными глазами или глазами цвета молодой весенней травы, но все эти цвета были яркими и чистыми. У Лешего же из-за болотистой радужки взгляд всегда казался каким-то затуманенным, так что в нём никогда не удавалось прочитать, о чём гибберлинг сейчас думает.

Товарищи сидели, но не на снегу. То есть на снегу сидели не оба! Шмель развалился на самой земле. Одежда у него была тёплая, из кожи яков, и с рысьим мехом. А вот Леший, как только пришёл, быстро сообразил, нашёл себе где-то поблизости бревно, подтащил его поближе к костру, постелил на него какую-то тряпку и наконец уселся.

Костëр трещал от всего своего горящего сердца, и особенно ему в этом помогали хвойные дровишки. Ярко-жëлтое пламя лизало холодный воздух, в котором смешался аромат свежести снежного морозного утра с ароматом горелой древесины. Тепло, исходившее от огня, притягивало и манило, и в какой-то момент гибберлинги поймали себя на том, что разговор их сам собой затих, а глаза неосознанно устремились на языки пламени и теперь внимательно наблюдали за их причудливым танцем. На улице было ещё достаточно темно, и это вовсе не удивительно, так как зимнее раннее время известно своей темнотой и мраком. И из-за этой его особенности лица Шмеля и Лешего красиво золотило пламя костра, тут же и отражавшееся в их глазах. Кругом стояла тишина…

И только Сарнаут вёл бесконечную беседу сам с собой: что-то недовольно бубнил ветер, скрипели старые стволы сосен, а снег лёгкой дымкой поднимался с земли, серебрил воздух и вновь плавно опускался. Лапы у Лешего достаточно быстро замëрзли, и потому он доверчиво протянул их навстречу пламени. Но очередное дуновение ветра заставило гибберлинга вздрогнуть, так как качнувшиеся языки пламени чуть не обожгли его. Гибберлинг недовольно прицокнул языком и, сильно ссутулившись, засунул свои лапы в карманы одëжки.

— Спички детям не игрушка… — задумчиво приговорил он, как-то подозрительно поглядывая на костëр, а потом добавил, как бы в шутку. — Жить в Сиверии всем нужно.

— Почему всем? — вдруг удивился Шмель и перевёл взгляд с пламени на друга.

— Потому что ничто не учит понимать жизнь так, как Северия, — мечтательно заметил Леший.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался гибберлинг и выпустил изо рта небольшое облачко пара, которое быстро рассеялось в промëрзшем воздухе.

— У Сиверии есть особая философия. Это философия жизни. И у неё есть основные правила. Например, не бери больше, чем тебе нужно. Помнишь бурых медведей у врат? Представь, что будет, убей ты не одного или двух из них, а нацелившись прикончить с десяток? Они растерзают тебя. А если вдруг ты каким-то чудом и справишься, то на твою добычу тут же найдутся охотники. Здешние орки ведь не любят что-то добывать самостоятельно и живут в большей степени грабежом да разбоем.

Леший ненадолго замолчал и, запрокинув голову, посмотрел на небо: начинало потихоньку уже светлеть, но это было заметно только у самого края неба, уходившего за тёмно-лиловый горный массив. Солнца видно ещё не было, но на душе было отчего-то очень светло и даже тепло. Хотя тепло, конечно, могло передаваться от костра. Впрочем, как и свет.

— А знаешь, я думаю, ты прав, — вдруг прервал тишину Шмель. — Северия и правда очень многому может научить. Например вот, она учит нас бережно относиться к вещам, делать запасы на особенно трудные и холодные времена, засаливать продукты и коптить рыбу, чтобы она дольше хранилась. Кстати, не хочешь на рыбалку организоваться?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Леший. — Тогда что, таким костёр и пойдëм?

— Да, пожалуй. — задумчиво проговорил Леший и потом, будто спохватившись, кивнул головой в подтверждение своих слов.

Друзья в полном молчании начали оперативно убирать последствия своих посиделок. Каждый гибберлинг думал тем временем о чём-то своём, а ведь подумать и правда было о чём. Леший быстро ушёл в своих размышлениях в сторону рыбалки, которую любил всем сердцем. В мыслях он был уже дома и собирал снасти, заботливо поглаживая их, как что-то очень ценное. Ему уже заранее чудился насыщенный запах свежей рыбы с блестящей чешуёй и твëрдыми плавниками. А если потом её зажарить… Или сварить, например, рыбный суп. Вдруг Леший чётко для себя осознал, что он до безумия давно не пробовал ухи, всё какие-то копчëности да соления. И тогда он решил, что как только окажется дома, то скажет своей жене, чтобы та сегодня готовилась подавать уху, ведь с рыбалки гибберлинг обязательно вернëтся с подходящим уловом! Мысли о еде ещё больше раззадорили Лешего и он, не сдержавшись, даже облизнулся и в предвкушении потëр ладошки.

Тем временем мысли Шмеля всё ещё остались в области, затронутой его другом. Он думал о Сиверии, о своей Родине, которую не смогла бы ему заменить никакая Иса, ведь здесь он родился, здесь он прожил всю свою жизнь и этими краями он воспитан. Размышляя обо всём этом, гибберлинг скоро ушёл в воспоминания о детстве. Ему вспомнился отец, очень серьëзный и всегда задумчивый; мать, добрая и заботливая; дедушка Демьян… Все эти гибберлинги были частью мира Сиверии и жили согласно её философии. Осознание этого настолько поразило Шмеля, что он принял решение, что непременно заведëт дневник, в котором он опишет всю жизнь Сиверии, все её загадки и тайны, все её мысли и законы. Если бы гибберлинг только знал тогда, как далеко он зайдёт в своих исследованиях… Если бы он вдруг услышал, что станет известнейшим на весь Сарнаут сивероведом… То точно никогда бы в это не поверил.