Переезд семейства Берёзиных
Собирать свои пожитки — всегда дело не из простых и не из приятных. Надо столько всего обдумать и просчитать, чтобы ни на каком этапе не вышло заминки и все планы не полетели к демонам астральным. И разумеется, никак нельзя забывать составить список дел! Ведь только такой список и может спасти бедного сарнаутца от потери себя в этом водовороте, как в Царстве Стихий, дел, возложенных на его бедные плечи.
— Сара, ты точно не забыла взять кухонные полотенца?
— Да нет, нет! Точно не забыла!
— Сара, а ты не забыла взять с собой алхимическую ступку и серп?
— Нет, дорогой. Я положила её в левый угол сундука на мешок с твоими рубашками.
Семья Берёзиных уже не впервые сталкивалась с необходимостью переезда. Но каждый раз был для них почти как первый. Удивительно, но в этой семье больше всех из-за переезда волновался муж, Святослав Иванович Берёзин, мужчина средних лет, так сказать, в самом расцвете сил, по профессии конюх. У него были светлые и острые, как солома, волосы, которые постоянно топорщились во все стороны, из-за чего каниец предпочитал делать короткие стрижки, чтобы эта его особенность так уж сильно никому не бросалась в глаза. Цвет глаз у него был коричневый, ближе к такому дубовому оттенку, тёмному. Это тоже немного смущало конюха, ведь обычно у мужчин, похожих на него, глаза были светлые, серые, голубые или хотя бы подёрнутые зеленцой. А его были тёмными как кофейный омут. Зато вот у жены его, Сары Макаровны Берёзиной, были чудные пронзительно-лазурные глаза, которые заглядывались на тебя так, словно ты был самым интересным цветком на диком лугу, за которым наблюдал этот тёплый лазурный небосклон. У неё были длинные волосы, светло-коричневого оттенка, напоминавшие фундук. Святослав Иванович всегда говорил своей жене, что волосы у неё фундучные, руки молочные, а глаза — любимые. Саран Макаровна всегда же над этими словами смеялась, от души и громко, не стесняясь соседей или прохожих на улицах.
Супруги ехали в повозке, в которую была запряжена одна молодая кобылка. Шёрстка у неё была короткая и бархатистая и приятно глазу сияла в солнечном свете. А день-то был погожий. У этой лошаденки были большие умные глаза тёмно-кофейного цвета. Она казалась на удивление спокойной для своего возраста и никуда не порывалась нестись, как это обычно делали её сёстры. Она шла себе спокойненько, а когда извозчик прицокивал на неё, то прибавляла немного ходу. Так и ехали путники себе мирно прямиком до нового дома.
Новый дом у них был деревянной избой, на совесть сделанной, очень прочной. О таких вещах обычно говорят «добротный». Крыша была выложена деревянной резной черепицей и тщательно выкрашена в насыщенный красный цвет. На окнах были белые деревянные ставни, за которыми виднелись кружевные белоснежные занавески. На крылечке перед входной дверью лежал ковёр. Это был один из тех старинных ковров, плетённых по особой технологии, когда создавалось ощущение, будто каждая ниточка выстраивалась в полоску и создавала таким образом узор на тряпке, будь то ковёр, полотенце или скатерть. В этом доме в принципе было очень много подобных старинных вещей. Несмотря на то, что дом не только казался, но и действительно был новым, от него веяло какой-то приятной атмосферой старины. Из-за неё же создавалось странное ощущение ностальгии по тому, чего ты на самом деле и не застал, но о чём много слышал и где-то даже читал в своё время.
Дверь в дом распахнулась, и женщина впорхнула внутрь, как птица, которую отпускают в небо. Она совсем позабыла о ключах, оставленных в дверях. И, оказавшись в прихожей, закружилась в центре, как юла, раскинув в стороны руки и сделав своей длинной красной юбкой подобие солнышка. Волосы у Сары Марковны растрепались, а глаза горели. Так что сейчас она походила более всего на птенца, ненадолго попавшего под дождь.
— Дорогая, ты оставила ключи в двери. — проговорил муж, входя в дом и неся перед собой на руках две большие картонные коробки, поставленные друг на друга и почти полностью перегородившие вид Святославу Ивановичу, так что он мог смотреть только по сторонам, из-за чего и заметил оставленные в замочной скважине ключи.
— Ах, да! Я совсем о них и позабыла! — по-прежнему радостно воскликнула канийка и, перестав кружиться на месте, порхнула в сторону супруга. — Давай я помогу тебе с коробками?
— Нет, милая. А ты лучше-ка принеси холщовую сумку с полотенцами. Она стоит рядом с сундуком в повозке. А я пока тут с коробками…
— Хорошо! — жена убрала протянутые к коробкам руки и, улыбнувшись тому месту верхней коробки, где по идее должна была располагаться голова мужа, засеменила прочь из избы.
На улице она ожидаемо наткнулась на повозку. Кучер сидел на кóзлах и задумчиво жевал кончик соломинки. Глаза у него были серьёзные-серьëзные. Казалось, он размышлял над чем-то определëнно очень важным. Лошадь стояла, наклонив голову, и тоже, как показалось Саре Макаровне, о чём-то своём, таком лошадином, думала. А возможно, она просто размышляла, поесть ей или не поесть, пощипать травку или лучше отложить это занятие на потом, а пока просто постоять, послушать чистое пение лесных птиц, шуршание листвы лиственных деревьев: берёз, ясеней, молодых дубков, которых здесь было на удивление много, словно кто-то решил высадить неподалёку от новых изб целую дубовую рощу. Канийка поспешила достать из повозки большую холщовую сумку сине-серого цвета. Она не была тяжёлой, но была достаточно объёмной. В этой сумке хранились все полотенца, включая два запасных комплекта, а ещё спальное бельё, тоже со сменными комплектами. Сначала Сара Макаровна думала оттащить сумку в дом за ручки, однако когда она попробовала так сделать, то поняла, что слишком тяжело и ручки передавливают пальцы. Тогда женщина нагнулась и с трудом, кряхтя и охая, подняла сумку, обхватив её руками. Так она казалась ещё тяжелее, но Берёзина устоила на ногах и медленными, шатающимися небольшими шажками направилась к крылечку. Сложнее всего ей далось взбирание по ступенькам. Благо, их было всего три штуки. Опустив холщовую сумку на пол у входа женщина шумно выдохнула и протёрла рукавом кремовой блузки лоб, на котором от напряжения выступили капельки пота.
— Ну что? — обратилась Сара Макаровна к Святославу Ивановичу. — Ещё сундук, три коробки и ещё одна сумка и всё?
— Да, — улыбнулся мужчина. — Можно сказать, уже половина дела сделана!
Конечно, никакой половины сделано ещё не было, но супруги были настолько счастливы самому процессу переезда, что временные рамки у них немного видоизменялись в зависимости от их настроения и ощущения. Им не терпелось уже наконец-то расставить все вещи и попить чая из самовара с баранками.