Настоящее дитя Леса, или чудо с янтарными глазами в самом сердце Эдема

Дитя Леса, очень милый мальчик с нежно-салатой кожей цвета ранней весенней мягкой травы, купающейся в солнечном свете, древесно-каштановыми мягкими кудрями, спадающими ему на худые угловатые острые плечи и живыми янтарными глазами, сидел на короче у Великого древа, так часто между собой дети Леса называли Вседрево, и болтал в воздухе короткими, тоже худощавыми и тоже нежно-салатовыми, ногами, одетыми в сандалии, сплетëнные из отвалившихся частичек коры Великого древа и лиан. Было раннее утро, и потому он сидел совершенно один, сидел и смотрел на огромный лучезарно улыбающийся ему солнечный диск, похожий на большое позолоченное серебряное блюдо. Косые сонные словно жемчужные лучи падали на долину, раскинувшуюся у ног мальчика, и ласкали её своими длинными изящными пальцами, прихорашивая и подготавливая её к грядущему дню.

Среди корней Великого древа можно было найти и других детей леса, правда, уже совсем взрослых. Эти выросшие по всем параметрам дети никогда не спали. Видимо, Мать-Природа, иначе Всематерь, так сильно их любила, что давала им достаточно сил бодрствовать сутки на пролëт, не нуждаясь в каком бы то ни было отдыхе. Иногда мальчик мечтал, что однажды он тоже вырастет и станет таким же любимцем природы, как и эти взрослые, но чаще он просто наслаждался пейзажем. Ему действительно нравилось просто вот так сидеть и смотреть на долину. Он смотрел на долину, а она смотрела на него: они обменивались взглядами и мыслями, переживаниями друг с другом практически каждое утро. Только в дождливые дни родители не отпускали мальчика на прогулку. А утренний дождь в этих местах был редким явлением. Чаще он лил днём или вечером.

Это был недолгий, но очень освежающий лëгкий дождь, похожий на брызги, словно одна большая собака, искупавшаяся в горном озере, вылезла из него и отряхнулась. Возможно, эта большая собака и есть небо — так думал маленькое дитя Леса. Мальчику всегда нравились собаки, белые, как солнечный свет, и мохнатые, как мох, покрывающий огромные валуны, мирно дремлющие под Великим древом, потерявшиеся в его корнях, разросшихся как крона огромного дерева, разошедшихся во все стороны, как щупальца у осьминога. Это величественное зрелище внушало и трепетный ужас, и искреннее восхищение своей красотой, могуществом и неоспоримой силой.

Дитя Леса вдруг перестал болтать ногами и, оперевшись о руки, откинулся назад, словно делая виток на качелях. Он подумал о том, как было бы прекрасно, если бы большой белый пëс, прикинувшийся ненадолго облаком, но никак не перегораживающий солнце, спустился внезапно с небосклона и прилëг подремать в корнях Великого древа. Тогда мальчик бы смог залезть на спину этому огромному зверю, зарыться в его мягкую белоснежную длинную шëрстку и тоже поспать, присоединившись ко сну небесного сна. Правда была в том, что дитя Леса в самом деле страдал бессоницей. Она мучила его каждое лето. Возможно, причиной отсутствия у него сна были слишком светлые ночи, которые здесь иногда даже называли «белыми ночами». Возможно же, причиной отсутствия у него сна был летний зной и жара, выносить которую было так трудно, не владея магией воды. А ведь он один в семействе не проявлял магических способностей… Это тоже тяготило ребëнка.

Но несмотря на это он продолжал усердно учиться и тренироваться, искать в себе хоть какие-то крупицы магии, но пока всё было абсолютно безуспешно. Тут малыш спрыгнул с коряги, на которой сидел, и скатившись в низ к самому подножию Великого древа, словно корень был для мальчика перилами, он быстрым шагом засеменил в направлении Цветущего русла. Там по берегам водоëмов росло удивительно много цветов, которые так нравились мальчику, но не всегда привлекали внимание окружающих. Проходя мимо них, он легонько, самыми подушечками пальцев касался нежных лепестков, кремово-белых, орхисто-жëлтых, васильково-голубых и красных, как капельки рубиновой крови, выступающие на коже после пореза о твëрдую и острую высокую осоку. И цветы, словно в восхищении, тут же подлетали в воздух, отсоединяя цветущие головки, и образовывали подобие цветочного шлейфа или ветра, который стелился за ребёнком Леса, словно мантия, окружал его и лёгким потоком прохлады подталкивал идти дальше. Кто-то из посторонних, тех, кто не знаком ещё с магией Леса, мог бы спутать это с проявлением магии, однако это было не совсем так.

Подобное явление никак не отражало магические способности мальчика, но оно показывало, какой великой благосклонностью он на самом деле пользуется у Всематери. Так Мать-Природа показывала своё расположение, даря ребёнку всю любовь природы, на которую она только была способна. Дитя Леса об этом, к сожалению, не знал. Ему отчего-то думалось, что так и должно быть и в этом всём действе нет абсолютно ничего необычного. Так он шёл, окружённый цветами, через Долину амброзии до самого Воющего раменьяраменья и Травяной урëмы, где и заканчивался его привычный маршрут. За это время вокруг него собирался такой огромный круг цветов, похожий то ли на громадную цветочную подушку, то ли на покрывало, то ли на фату, что дитя Леса в окружении всей этой природной красоты становился похожим на бабочку, порхающую в корнях Великого древа.

Близилось дневное время, а значит, уже скоро нужно было идти на занятия. Ведь кто бы что ни думал, а дети Леса тоже ходят в школу. Там они изучают законы природы, учатся природной магии и слушают историю Эдема с древнейших времён и до наших дней. Маленький мальчик не любил школу, хотя и прилежно учился. Ему не доставляли удовольствия никакие предметы, ведь там он не мог чувствовать дыхание жизни, дыхание природы, дыхание Всематери. И потому перед уроками он проводил своё время в компании цветов, которые были настолько живыми и яркими, что заставляли его самого ощутить себя живым и ярким, светящимся счастьем и подлинной радостью, как солнечный диск на бескрайнем небосклоне. Назад до школы он бежал, а цветы постепенно опускались на землю, возвращая головки на свои законные места, таким образом его цветочный шлейф становился всё меньше и меньше, незаметнее и незаметнее. Он бежал, легко перепрыгивая кочки, с искренним удовольствием ловя ртом ещё слегка прохладный воздух, и думал о том, что настоящее счастье для него заключено именно в таких моментах. А Всематерь, смотрела на этого ребëнка с высоких веток Вседрева и нежно улыбалась. Ей было очень дорого это дитя, которое она любила всей душой, ведь именно этот мальчик и никто иной на самом деле был порождением Природы, её полноценной частью.

И однажды ему предстояло это осознать и обрести Великую, как это древо, миссию по спасению Эдема вместе с другими ему подобными, но это уже потом. А пока он ещё об этом не знал. Пока его детству ещё оставалось несколько лет, чтобы потом он мог расцвести подобно самому прекрасному цветку среди всех, что растут у подножия Великого древа.